Предисловие к роману «Евгений Онегин»

Последние осенние дни 1830 г. Болдинская осень Пушкина подходит к концу. Плодотворная, урожайная пора. Время раздумий и подведения итогов. Прощание с прошлым и надежда, что жизнь повернется к лучшему. Наконец-то получено свидетельство на выезд из зачумленной Нижегородской губернии.
Пушкин собирает свои вещи, распоряжается запрячь лошадей и подготовить коляску. Бережно собирает рукописи, которыми так богаты оказались эти три месяца невольного затворничества.
«Окончен мой труд многолетний…»
Пушкин начал писать роман «Евгений Онегин» во время южной ссылки 9 мая 1823 года в Кишиневе. Роман издавался по частям: первая глава вышла отдельной книжкой в 1825 году, вторая - в 1826-м, третья - в 1827-м, четвертая, пятая и шестая главы - в 1828 году. Седьмая была опубликована в марте 1830-го и последняя - восьмая – в 1832-м.
Поэт писал роман больше восьми лет. За эти годы он изменился, менялись и его герои. В «Евгении Онегине» представлена история русского общества с 1812 по 1825 год: от заграничных походов русской армии после разгрома Наполеона до восстания декабристов. Известный литературный критик Виссарион Белинский назвал роман «энциклопедией русской жизни».

28 ноября в Болдине Пушкин пишет проект Предисловия к последним главам «Евгения Онегина». Это своего рода прощание с многолетним трудом. Поэт с иронией разбирает неблагосклонные отзывы о своих последних произведениях. В частности, в марте 1830 года Булгарин опубликовал статью, в которой назвал «совершенным падением» таланта Пушкина седьмую главу «Евгения Онегина» и поэму «Полтава».

В Предисловии Пушкин представляет последние главы романа:
«…Вот еще две главы «Евгения Онегина» — последние, по крайней мере для печати... Те, которые стали бы искать в них занимательности происшествий, могут быть уверены, что в них еще менее действия, чем во всех предшествовавших. Осьмую главу я хотел было вовсе уничтожить и заменить одной римской цифрою, но побоялся критики. К тому же многие отрывки из оной были уже напечатаны…».

Пушкин еще возвратится к роману: вставит в восьмую главу несколько строф из «Путешествия Онегина», изменит кое-какие строфы и напишет новые, добавит «Письмо Онегина к Татьяне». В набросках плана романа Пушкин обозначал девять глав, но в первое полное издание «Евгения Онегина» (1833 г.) он включил восемь глав и «Отрывки из путешествия Онегина». Десятую главу, написанную в Болдине, поэт там же позднее сжег, сохранились только отдельные отрывки из зашифрованных черновиков. По ним исследователи восстановили язвительные и опасные продекабристские высказывания Пушкина. Очевидно, что по цензурным причинам десятая глава не могла появиться в печати.

Уже в Болдине, судя по тексту Предисловия, Пушкин понимал, что не все, что он планировал включить в «Онегина», дойдет до печати.

ПРЕДИСЛОВИЕ К «ЕВГЕНИЮ ОНЕГИНУ»
У нас довольно трудно самому автору узнать впечатление, произведенное в публике сочинением его. От журналов узнает он только мнение издателей, на которое положиться невозможно по многим причинам. Мнение друзей, разумеется, пристрастно, а незнакомые, конечно, не станут ему в глаза бранить его произведение, хотя бы оно того и стоило.
При появлении VII песни «Онегина» журналы вообще отозвались об ней весьма неблагосклонно. Я бы охотно им поверил, если бы их приговор не слишком уж противоречил тому, что говорили они о прежних главах моего романа. После неумеренных и незаслуженных похвал, коими осыпали 6 частей одного и того же сочинения, странно было мне читать, например, следующий отзыв:
«Можно ли требовать внимания публики к таким произведениям, какова, например, глава VII «Евгения Онегина»? Мы сперва подумали, что это мистификация, просто шутка или пародия, и не прежде уверились, что эта глава VII есть произведение сочинителя «Руслана и Людмилы», пока книгопродавцы нас не убедили в этом. Эта глава VII, — два маленькие печатные листика, — испещрена такими стихами и балагурством, что в сравнении с ними даже «Евгений Вельский» кажется чем-то похожим на дело(1). Ни одной мысли в этой водянистой VII главе, ни одного чувствования, ни одной картины, достойной воззрения! Совершенное падение, chûte complète... Читатели наши спросят, какое же содержание этой VII главы в 57 страничек? Стихи «Онегина» увлекают нас и заставляют отвечать стихами на этот вопрос:
Ну как рассеять горе Тани?
Вот как: посадят деву в сани
И повезут из милых мест
В Москву на ярманку невест!
Мать плачется, скучает дочка:
Конец седьмой главе — и точка! (2)
Точно так, любезные читатели, все содержание этой главы в том, что Таню везут в Москву из деревни!»
В одном из наших журналов сказано было, что VII глава не могла иметь никакого успеха, ибо век и Россия идут вперед, а стихотворец остается на прежнем месте. Решение несправедливое (то есть в его заключении). Если век может идти себе вперед, науки, философия и гражданственность могут усовершенствоваться и изменяться, — то поэзия остается на одном месте, не стареет и не изменяется. Цель ее одна, средства те же. И между тем как понятия, труды, открытия великих представителей старинной астрономии, физики, медицины и философии состарились и каждый день заменяются другими, произведения истинных поэтов остаются свежи и вечно юны.
Поэтическое произведение может быть слабо, неудачно, ошибочно, — виновато уж, верно, дарование стихотворца, а не век, ушедший от него вперед.
Вероятно, критик хотел сказать, что «Евгений Онегин» и весь его причет уже не новость для публики и что он надоел и ей, как журналистам.
Как бы то ни было, решаюсь еще искусить ее терпение. Вот еще две главы «Евгения Онегина» — последние, по крайней мере для печати... Те, которые стали бы искать в них занимательности происшествий, могут быть уверены, что в них еще менее действия, чем во всех предшествовавших. Осьмую главу я хотел было вовсе уничтожить и заменить одной римской цифрою, но побоялся критики. К тому же многие отрывки из оной были уже напечатаны. Мысль, что шутливую пародию можно принять за неуважение к великой и священной памяти, — также удерживала меня. Но «Чайльд-Гарольд» стоит на такой высоте, что каким бы тоном о нем ни говорили, мысль о возможности оскорбить его не могла у меня родиться.
28 ноября 1830 г.
Болдино
(1) - Евгений Вельский. Прошу извинения у неизвестного мне поэта, если принужден повторить здесь эту грубость. Судя по отрывкам его поэмы, я ничуть не полагаю для себя обидным, если находят «Евгения Онегина» ниже «Евгения Вельского». (Прим. Пушкина.)
(2) - Стихи эти очень хороши, но в них заключающаяся критика неосновательна. Самый ничтожный предмет может быть избран стихотворцем; критике нет нужды разбирать, что стихотворец описывает, но как описывает. (Прим. Пушкина.)

28 ноября 1830 г.